«Человеческий разум не способен разобраться в своей сущности, и, полагаю, мы должны благодарить природу за ее милосердие».
Лавкрафт – очень личный писатель. Ты либо отторгаешь его, называя скучным, однообразным и банальным, либо устраиваешь ему самое уютное местечко в своем сердце. Столь пылкое признание его творчества, конечно, не отменяет критику: ты все так же замечаешь неточности, нелогичности (со всеми писателями бывает) и повторения, но тебе на это плевать с высокой колокольни. Любовь нельзя изгнать, лишь указав на ее недостатки.
В данном сборнике (лучшем из лучшего) мне очень понравились «Зов Ктулху» и «Шепот во мраке», но, увы, совершенно деморализовали «Хребты безумия». Хотя данные «Хребты…» являются одними из важнейших в творчестве автора, я просто не смогла их вынести; меня отчего-то клонило в сон, а от профессиональных описаний города древних (вплоть до указания размеров) хотелось взвыть. Это был мой первый провал у Лавкрафта. Мой мозг сопротивлялся этой повести с небывалой настойчивостью, как я ни убеждала себя, что сие все-таки написал один из моих любимых писателей.
«Зов Ктулху» же и «Шепот во мраке» оказались, как я и ожидала, необыкновенно атмосферными. «Шепот…» – повесть наиболее мрачная, все в ней как-то очень уж противоестественно. Вообще чувство противоестественности – типичное в случае с произведениями Лавкрафта. Он пугает не описаниями каких-то неземных (или земных?) тварей. Главное у него – вот это липкое, отвратительное чувство неестественного, неправильного, чего не должно быть в нашей жизни. Словно бы в жизнь вторглась неприятная алогичность, и она уничтожает правильность, стройность привычного нам.
«Страх – самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх – страх неведомого».
«Шепот…», помимо того, что бьет по твоим страхам «неправильности», так еще и рассказывает о твоей беспомощности. Вот уж точно отвратительное чувство – эта беспомощность. В «Шепоте…» сопротивление невозможно. У Лавкрафта обычно так и бывает: вот не могут герои бороться с возникшими ужасами, единственный их шанс спастись – это бежать, бежать сломя голову с надеждою, что зло от тебя отстанет. Но отстанет ли?..
Оттого «Зов Ктулху» – это прямо революция какая-то. Это, кажется, первое мое произведение у автора, где герои решаются дать отпор воплощенному кошмару. В прямом смысле. Оно – о способности человека сделать хоть что-то, пусть и с огромными потерями для себя. Выиграть не сможешь, но хотя бы оттянешь страшный момент. Как бы там ни было, но у Лавкрафта даже самая упорная борьба ничем не завершается. Бегство и бой у него одинаково успешны и – безуспешны.
Ктулху впечатляет, хотя тебе его толком не показывают. Он – квинтэссенция твоих страхов, впечатлений об иррациональном. Воображать его можно бесконечно, так и этак, но лучше не пытаться его визуализировать – а разве может наш главный страх принять постоянную форму? Разве не из-за отсутствия реального воплощения так сильны эти подсознательные страхи?
У Лавкрафта вообще все боги (и главный бог Азатот, аналог привычного нам Бога, создатель Вселенной) крайне неприятны, жестоки и презирают человеческий мир. «Слепой безумный бог» и «ядерный хаос» – это, конечно, прекрасно, но неутешительно.
«…тот последний бесформенный кошмар в средоточии хаоса, который богомерзко клубится и бурлит в самом центре бесконечности – безграничный султан демонов Азатот».
И все какое-то ползучее, отвратительное, что поневоле хочется спросить, как писатель до такого додумался. Создается впечатление, что у Лавкрафта был конфликт с Богом похлеще, чем у Достоевского. Мир Лавкрафта – это мир антихристианский (и антирелигиозный), но оттого он не становится миром атеистическим. Этот мир враждебен человеку; кажется, человек в принципе мешает мирозданию, не очень-то его и жалко, если так. Сталкиваясь с жуткими силами природы (во что ее ни наряжай), человечество неизменно проигрывает, как каждый из нас неизбежно проигрывает смерти. Слишком часто Лавкрафт – о попытке спрятаться от ужасных законов мира, о невозможности встать выше даже собственной природы, человеческой; он – о депрессии, кошмарах мышления, смирении или отрицании своей ничтожности в масштабах земного шара.
Получать удовольствие от него можно, как от чтения того же Достоевского – творится омерзительное, но копаться тебе в этом нравится, хочется же разобраться. От него быстро устаешь (с таким-то образом мыслей), но после хочется снова и снова к нему возвращаться. Читать же стоит лишь в том случае, если вас нелегко вогнать в уныние и вы считаете себя стрессоустойчивым.
Хорошо, плохо ли это, но Лавкрафт не терпит иллюзий.
